Космическая трилогия [сборник] - Клайв Льюис

Стил и Коссер взглянули на него, как глядят на случайного посетителя, и не сказали ничего.

— Доброе утро, — неловко начал Марк.

Стил сделал пометку на каком-то большом листе бумаги, лежащем перед ним, и спросил не глядя:

— В чем дело, мистер Стэддок?

— Я к Коссеру, — сказал Марк. — Вот что, Коссер, в последнем разделе нашего отчета…

— Какой отчет? — спросил Коссера Стил. Коссер криво усмехнулся.

— А я тут подумал, составлю-ка отчетик про эту деревню. Вчера у меня дел не было, я поехал туда, а Стэддок мне помогал.

— Неважно, — сказал Стил. — Поговорите в другой раз, Стэддок. Сейчас Коссер занят.

— Простите, — сказал Марк, — давайте разберемся. Значит, этот отчет — частное дело Коссера? Жаль, что я не знал. Я бы не потратил на него восемь рабочих часов. И вообще, кому я подчиняюсь?

Стил, играя карандашом, смотрел на Коссера.

— Я спросил вас, кому я подчиняюсь, мистер Стил, — сказал Марк.

— При чем тут я? — сказал Стил. — Вы, я вижу, не заняты, а я — занят. Ничего я не знаю о ваших делах.

Марк обратился было к Коссеру, но просто глядеть не смог на его линялое веснушчатое лицо и пустые глаза. Выходя, он хлопнул дверью и направился к Уизеру.

У его дверей он помедлил немного, услышал какие-то голоса, но сердился так сильно, что все-таки вошел и не заметил, что на стук его ответа не было.

— Мой дорогой!.. — сказал ИО, глядя куда-то. — Как я рад вас видеть!.. — Тут Марк разглядел, что в кабинете еще один человек, некий Стоун, с которым он познакомился в первый же день за обедом. Стоун переминался с ноги на ногу перед столом, сворачивая и разворачивая кусок промокашки. Рот у него был открыт, и он не обернулся.

— Рад, очень рад… — повторил Уизер. — Тем более, что прервали вы… э-э-э… неприятную беседу. Я как раз говорил бедному Стоуну, что я всем сердцем хочу превратить наш институт в единое семейство… да, Стоун, единая воля, полное доверие, вот чего я жду от своих сотрудников. Вы напомнили мне, мистер… э-э… Стэддок, что и в семьях бывают нелады. Да, дорогой мой, потому я сейчас и не совсем… нет, Стоун, не уходите, мне еще многое нужно вам сказать.

— Может, мне позже зайти? — спросил Марк.

— Вообще то… вообще, мистер Стэддок, обычно записываются у моего секретаря. Поймите, я сам ненавижу формальности и был бы всегда рад вас видеть. Я просто жалею ваше время.

— Спасибо, — сказал Марк. — Пойду запишусь.

В соседней комнате секретаря не оказалось, но за длинным барьером сидели какие-то барышни. Марк записался у одной из них на завтра, на десять утра — раньше все было занято — и, выходя, столкнулся с Феей.

— Привет, — сказала она. — Рыщем вокруг начальства? Нехорошо, нехорошо!..

— Или я все выясню, — сказал Марк, — или уеду.

Фея смотрела на него как-то странно, по-видимому, — развлекаясь. Потом обняла его за плечи.

— Вот что, сынок, — сказала она, — ты это брось! Толку не будет. Пошли, поговорим.

— О чем тут говорить, мисс Хардкасл? — сказал Марк. — Мне все ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в Брэктон. Собственно, мне все равно.

Фея не отвечала и так сильно надавливала на его плечо, что он чуть ее не оттолкнул. Объятие это напоминало и о полицейском, и о няньке, и о любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что вид у него поистине дурацкий.

Она привела его к себе в кабинет, перед которым кишели девицы из Женской Общественной Полиции Института (ЖОПИ). Под началом Феи служили и мужчины, их было много больше, но гораздо чаще, буквально повсюду, вы натыкались на девиц. В отличие от хозяйки, они, по словам Феверстона, были «женственны до идиотизма» — все маленькие, пухленькие, в локонах и вечно хихикали. Мисс Хардкасл обращалась с ними с мужской нагловатой ласковостью.

— Лапочка, нам коктейль! — проревела она, входя в свой кабинет. Там она усадила Марка в кресло, а сама стала спиной к камину, широко расставив ноги. Когда девица принесла коктейль и вышла, Марк начал рассказывать о своих бедах.

— Плюнь и разотри, — сказала Фея. — Главное, не лезь к старику. Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А станешь к нему лезть, будет против.

— Это прекрасный совет, мисс Хардкасл, — сказал Марк, — но я не собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти решил уйти. Только хотел с ним поговорить, чтобы все окончательно выяснить.

— Выяснять он не любит, сказала Фея. — У него порядки другие. И очень хорошо, сынок… он свое дело знает. Ох, знает! А уйти… Ты в приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда — не к добру. А на Стилов и Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку. Вытянешь — перепрыгнешь через них. Ты, знай, сиди тихо. Когда мы начнем работу, их и в помине не будет.

— Коссер говорил то же самое о Стиле, — сказал Марк, — а что вышло?

— Вот что, друг, — сказала Фея, — нравишься ты мне, твое счастье. А то бы я обиделась.

— Я не хотел вас обижать, — сказал Марк. — Господи, да посмотрите вы с моей точки зрения!

— Нечего мне смотреть, — Фея покачала головой. — Знаешь ты мало, и твоей точке зрения грош цена. Тебе не место предлагают, куда больше. Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.

— Я понимаю, — сказал Марк. — Но я вроде с вами, а делать мне нечего. Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и я…

— Да их скоро в помине не будет! Завели для начала, пропаганды ради. Разгонят не сегодня-завтра.

— Какие же у меня гарантии, что их сменю я?

— Никаких. Никто их не сменит. Настоящая работа не про них. Настоящей социологией займутся мои люди.

— Что же мне придется делать?

— Положишься на меня, — сказала Фея, ставя стакан и вынимая сигару, — расскажу, зачем ты тут нужен, какое у тебя дело.

— Какое же?

— Алькасан, — процедила сквозь зубы мисс Хардкасл (она уже сосала свою бесконечную сигару). — Знаешь такого? — и она не без презрения взглянула на Марка.

— Это физик, которого казнили?.. — в полной растерянности сказал Марк. Фея кивнула.

— Надо его обелить. — сказала она. — Постепенно. Факты у меня в досье. Начнешь с тихой мирной статейки. Ничего не скажешь, виноват он или нет, даже намекнешь, что он, конечно, сволочь и против него многие предубеждены. Казнили его за дело, но очень неприятно думать, что точно так же казнили бы и невиновного. Да. Через денек-другой пишешь иначе: какой он великий ученый, какую приносил пользу. Факты подберешь за полдня. Потом — письмо протеста в ту же газету, где первая статья, ну, и так далее. К этому времени…

— Простите, зачем все это?